Но ничего из этого я, разумеется, не стал писать в вики-мемуарах, где старался быть максимально нейтральным и объективным. В любом случае я не мог полагаться только на собственные воспоминания, ведь я помнил и другую Мэдди — партнёра, лучшего друга, родственную душу. В моих мысленных реконструкциях печальный финал всё-таки не был неизбежен. Разве это не последняя глава в книжках об отношениях в браке? Или в данном случае в эпилоге предполагается развод?
Я много думал о наших отношениях, хотел понять, почему же мы расстались. Как детектив, взвесив все факты, обнаруживает преступника, так и я анализировал события совместной жизни, размышляя, где же случился тот роковой поворот. И вдруг вспышка озарения — я понял, что именно здесь не так. Я думал только о себе. Изучал только одну версию истории, единственную точку зрения. А если в этом и заключается проблема моего брака, что я воспринимал себя как отдельную личность, но не как половину пары или четвертую часть семьи?
Вдохновленный этим открытием, я составил новый документ, на этот раз для личного пользования, и озаглавил его: «История жизни Мадлен Р. Воган». Потом исправил на её девичью фамилию. И начал вспоминать всё, что знал о её жизни, в произвольном порядке. Семья, интересы, со всей возможной объективностью — подробности отношений с парнями до меня. Постарался написать как можно больше о её работе. Как она билась за шанс стать профессиональным фотографом, как ей пришлось полностью пересматривать свою деятельность, когда произошла цифровая революция. Я описал несколько блестящих фотоколлажей, которые она создала, когда с детьми стало полегче. Вспомнил, как она радовалась, когда арт-дилеры начали проявлять интерес к её работам, и вспышки ярости, охватывавшие ее, когда давал поводы для подозрений, будто считаю её работу менее важной, чем свою.
Я попытался воссоздать наши отношения с её точки зрения. Воспоминания, в которых я вовсе не был уверен, лились потоком: день, когда мы самовольно вселились в наш дом и всю ночь потом не спали, вздрагивая при каждом шорохе, потому что в любой момент нас оттуда могла вышвырнуть служба охраны. Я написал про её беременность и рождение Джейми — как она сначала боялась, пока роды не начались, и как разревелась от радости, взяв на руки багрового орущего младенца. Я написал, как однажды нам домой позвонил какой-то настойчивый коммивояжер, а она прикинулась абсолютной дурой. «Чё эта?» — мычала она на каждый вопрос, а бедолага вынужден был раз за разом повторять одно и то же. А ещё её как-то остановил на Кингз-роуд человек — из тех, что выманивают у людей инвестиции, — а она притворилась глухонемой и размахивала руками, имитируя язык жестов.
Мои пальцы всё стучали и стучали по клавиатуре. Коллеги-учителя, уборщицы и дневной свет давно ушли отдыхать; в тёмном классе остался один я, на фоне светящегося дисплея. Я не был согласен с её оценками моих ошибок и неудач, но аккуратно внёс их в документ. Я решительно настроился воспроизвести нашу жизнь с её точки зрения. Наконец добрался до нынешних дней. Первый набросок краткой биографии Мэдди заканчивался её разрывом с Ральфом и скорбью по ушедшему свекру. Я был почти так же растроган описанием переживаний Мадлен, как был растроган её чувствами в реальности.
Всего пару часов я пытался посмотреть на мир её глазами, а в моём мозгу словно образовалось дополнительное полушарие. Не могу сказать, что теперь я полностью понимал Мэдди, но по крайней мере нащупал нужный путь.
Мы спорили по пустякам, и я приходил в бешенство от её абсолютно нелогичных заключений.
— Что с тобой? — спрашивал я, когда уже невозможно было игнорировать её многозначительные вздохи.
— Это неважно, — неискренне отвечала она.
— Нет, это, разумеется, важно, — настаивал я с эмоциональной чувствительностью доктора Спока. — Если что-то не так, просто скажи мне.
— Об этом не нужно говорить — ты должен сам догадаться.
Я злился и обижался — и потому что она сердилась на меня, и потому что я не оправдывал её надежд и не стал цирковым магом с выдающимися телепатическими способностями. Но сейчас я, кажется, понимал, что она имела в виду. «Об этом не нужно говорить — ты должен сам догадаться». Мэдди пыталась сказать: «Ты хоть раз попытался взглянуть на мир с моей точки зрения?»
На похоронах она была такая тихая, задумчивая и растерянная. Она, конечно, печалилась о моём отце, да и разрыв с Ральфом стал, должно быть, неприятным переживанием, но её явно беспокоило что-то ещё: она не реагировала на уговоры пожилых родственников попробовать сэндвичи с яйцом, не отзывалась на их восторги по поводу того, как выросли дети. В какой-то момент мне удалось застать её в кухне и я спросил, как она себя чувствует.
— Я больше не понимаю, что я думаю, — прозвучал загадочный ответ.
— Не понимаешь, что думаешь — о чём?
— Обо всём. — И мне показалось, что она готова прижаться головой к моему плечу.
— А я вот не знаю, как я отношусь к анчоусам. — Гэри ввалился в кухню с банкой пива в руке. — Иногда обожаю их, а иногда ненавижу.
— Может, тебе жениться на анчоусе, Гэри? — предложила Мэдди, насмешив меня, и поспешно вернулась к гостям.
Другого шанса поговорить так и не представилось, только несколько фраз при расставании, о бытовых делах. Я выдал детям денег на школьный лыжный лагерь и предложил погулять с собакой в выходные, чтобы немного помочь. Я хотел стать её советчиком, но вынужден был выслушивать какого-то деда в берете, который уверял, что служил с моим отцом в Нортолте, — а она тем временем уехала.
— Да-да, — рассеянно отвечал я. — Папа часто о вас рассказывал.
— Правда? — удивился дед. — Что ж, приятно слышать.
И вот сейчас, сидя в пустом классе, я отчего-то вдруг разволновался за Мэдди. Возможно, во мне пробудилась интуиция, спавшая раньше, — инстинктивное сопереживание, обретённое за два десятилетия семейной жизни, а может, и вполне природное свойство. Часы в углу экрана подтвердили, что время позднее и, значит, бежать к Мэдди и проверять, как она там, неприлично. Обязательно позвоню ей в выходные или даже в гости нагряну. Но ведь я могу просто пройти мимо дома и посмотреть, горит ли там свет? Да нет, ерунда какая. Делаю из мухи слона. Убедил себя, что ей нужно поговорить со мной, — а у неё, наверное, всё нормально. Я выключил компьютер, быстро собрал вещи и поспешил к выходу.
— Работы много, а, мистер Воган? — хихикнули Джон и Кофи, прежде чем переключить монитор — в надежде полюбоваться, как в пустом классе одевается какая-нибудь училка.
Даже издалека видно было, что свет горит во всём доме — совсем не похоже на Мэдди. Даже фонарь у калитки сиял, как сигнальный маяк. Я постоял на улице, разглядывая окна, но не заметил внутри никакого движения. Можно было сначала позвонить, но я не хотел, чтобы она сбросила мой вызов. И я всё же поднялся на крыльцо, осторожно нажал на кнопку и с облегчением увидел, что с другой стороны к двери приближается какая-то тень. В глазок посмотрели, и дверь открылась. Но, к моему глубочайшему разочарованию, это оказалась не Мэдди, а её мать, выглядела она крайне встревоженной.
— Нет, это не она! — вскрикнула Джин. — Это Воган! — Она затащила меня в коридор. — Я собиралась звонить тебе, дорогой, если сегодня вечером от неё не будет вестей. Целых два дня — мы с ума сходим…
— Да что случилось? Где моя жена?
— Она пропала, Воган. Просто исчезла, и всё.
Первая мысль — Мадлен настигло то же неврологическое заболевание, как и у меня. И сейчас она бродит по улицам, не понимая, кто она такая и где живет. Не такое уж и фантастическое предположение, кстати, ведь доктор Левингтон первым делом высказала гипотезу о вирусном энцефалите. Мэдди могла же подхватить этот проклятый вирус от своего бывшего мужа?
Я помнил собственное замешательство и растерянность, когда осознал свою ненормальность, и надеялся, что такой ужас не коснется Мэдди. Вдруг она сейчас где-нибудь в больнице, с браслетом на руке «НЕИЗВЕСТНАЯ БЕЛАЯ ЖЕНЩИНА», или тщетно пытается обратить на себя внимание прохожих, не желающих снять свои наушники, чтобы услышать её мольбы о помощи?
А если её ретроградная амнезия будет иметь такие же последствия? И она вновь страстно влюбится в меня? И станет такой, какими мы были в девятнадцать? Наверное, об этом мечтают все пары средних лет — ещё раз пережить ослепляющую вспышку страсти, подобную той, что когда-то соединила их. Год от года всё труднеё сохранять даже тлеющие угольки. Прожив вместе двадцать лет, вы смотрите в глаза друг другу только в попытке поймать партнёра на очередной провинности.
Но чем больше я узнавал об обстоятельствах исчезновения Мадлен, тем меньше верил в гипотезу о возвратной амнезии. Если мозг Мэдди уничтожил все воспоминания, момент выбран весьма подходящий. В субботу утром дети уехали в спортивный лагерь. Впервые за двадцать лет Мэдди получила дом в своё полное безраздельное распоряжение. Или могла получить, если бы её мать не решила задержаться в гостях на недельку. Таинственное исчезновение Мэдди произошло после длительного периода стресса: сначала её бывший муж внезапно пропал, потом объявился и решил повернуть время вспять; она встретила другого мужчину, но вскоре порвала с ним; наконец, пришлось вместе с детьми присутствовать на похоронах их дедушки.
